Ведьмины глаза

 Ночь накрыла улицу черным полотном. И еще более размеренным от этого стал дождь. Он лениво поливал брусчатку под окном, размывал неясные очертания фонарей внизу, превращая улицу в призрачные тени уходящего дня. 

 Она сидела на подоконнике, свесив вниз босые ноги и равнодушно смотрела прямо перед собой. Вдали виднелась бескрайняя водная гладь океана. Далеко, за его пределами, она оставила свою душу.


 Не на земле и не на небе. Не на суше, и не в воде. Не в раю и не в аду. 

 Между желанием мести и ненасытностью потерялось ее сердце в ту ночь, такую же как эта, когда она произнесла слова, разделившие ее на несколько частей - мастерство и судьбу. 

 Где тогда были все добрые люди со своей верой в жизнь? Где были они, когда она сбилась с пути? Когда приняла одно и навсегда отреклась от другого? 

 Лишь прошлое осталось в памяти. Она не видела настоящего - проживала его в стороне. А картины будущего никогда не приносили счастья. Но прошлое у нее никому не отобрать. Тяжелое бремя пронесла она сквозь века. Сам Господь, видно, покарал ее - грешницу, заставляя снова и снова вспоминать то, от чего она отреклась.

Любовь.

Как первопричина.

Как ненависть.

Как боль.

Как клятва.

Как смерть.

Как заклинание.

Как одиночество.

 Она, босая, в черном платье, с растрепанными ветром кудрявыми волосами - простая женщина. Под ее босыми ногами весь мир. Растоптать или  помиловать, как много лет назад, за тысячи миль от-сюда "помиловали" ее? 

 На плече заныла старая рана. На обнаженном теле, едва заметная во тьме виднелась метка в форме лилии. Клеймо страданий, нищеты и одиночества, которое она с гордостью пронесла сквозь столетия, сквозь континенты, сквозь свою жизнь.

 У нее могла бы быть душа старухи, несмотря на моложавый вид. Но у нее не было души. Нечему было состариться в веках. Не было судьбы. 

Была любовь. 

Был грех.

И было заклинание. 

 Она сидела на подоконнике, свесив вниз босые ноги и равнодушно смотрела перед собой. Позади, в открытом окне зияла пустота. Чернее ночи. Чернее ведьминых глаз.